Неточные совпадения
Подумавши, оставили
Меня бурмистром: правлю я
Делами и теперь.
А перед старым барином
Бурмистром Климку на́звали,
Пускай его! По барину
Бурмистр! перед Последышем
Последний
человек!
У Клима
совесть глиняна,
А бородища Минина,
Посмотришь, так подумаешь,
Что не найти крестьянина
Степенней и трезвей.
Наследники построили
Кафтан ему: одел его —
И сделался Клим Яковлич
Из Климки бесшабашного
Бурмистр первейший сорт.
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько лет в ту землю, где достают деньги, не променивая их на
совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее
людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
Софья. Кто же остережет
человека, кто не допустит до того, за что после мучит его
совесть?
Один из умных
людей, принадлежащих к этому кружку, называл его «
совестью Петербургского общества».
— Петр Дмитрич! — жалостным голосом начал было опять Левин, но в это время вышел доктор, одетый и причесанный. «Нет
совести у этих
людей, — подумал Левин. — Чесаться, пока мы погибаем!»
Были в его прошедшем, как у всякого
человека, сознанные им дурные поступки, за которые
совесть должна была бы мучать его; но воспоминание о дурных поступках далеко не так мучало его, как эти ничтожные, но стыдные воспоминания.
— Входить во все подробности твоих чувств я не имею права и вообще считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей
совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не
людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару.
— Ну, теперь прощайте, а то вы никогда не умоетесь, и на моей
совести будет главное преступление порядочного
человека, нечистоплотность. Так вы советуете нож к горлу?
— Нет, брат! она такая почтенная и верная! Услуги оказывает такие… поверишь, у меня слезы на глазах. Нет, ты не держи меня; как честный
человек, поеду. Я тебя в этом уверяю по истинной
совести.
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как
человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы получить руку дочери, начать дело с матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение
совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
— Эх, брат, да ведь природу поправляют и направляют, а без этого пришлось бы потонуть в предрассудках. Без этого ни одного бы великого
человека не было. Говорят: «долг,
совесть», — я ничего не хочу говорить против долга и
совести, — но ведь как мы их понимаем? Стой, я тебе еще задам один вопрос. Слушай!
Да и
совесть бы щекотала: как, дескать, так вдруг прогнать
человека, который до сих пор был так щедр и довольно деликатен?..
Я просто-запросто намекнул, что «необыкновенный»
человек имеет право… то есть не официальное право, а сам имеет право разрешить своей
совести перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует.
Но считайте, как хотите, а теперь желаю, с моей стороны, всеми средствами загладить произведенное впечатление и доказать, что и я
человек с сердцем и
совестью.
Зови меня вандалом:
Я это имя заслужил.
Людьми пустыми дорожил!
Сам бредил целый век обедом или балом!
Об детях забывал! обманывал жену!
Играл! проигрывал! в опеку взят указом!
Танцо́вщицу держал! и не одну:
Трех разом!
Пил мертвую! не спал ночей по девяти!
Всё отвергал: законы!
совесть! веру!
— Нервы у меня — ни к черту! Бегаю по городу… как будто
человека убил и
совесть мучает. Глупая штука!
Бальзаминова. Конечно, мы
люди бедные, маленькие, но, однако же, ведь надобно, Гавриловна, немножко и
совесть знать.
— Ах, нет, Ольга! Ты несправедлива. Ново, говорю я, и потому некогда, невозможно было образумиться. Меня убивает
совесть: ты молода, мало знаешь свет и
людей, и притом ты так чиста, так свято любишь, что тебе и в голову не приходит, какому строгому порицанию подвергаемся мы оба за то, что делаем, — больше всего я.
Она, как
совесть, только и напоминает о себе, когда
человек уже сделал не то, что надо, или если он и бывает тверд волей, так разве случайно, или там, где он равнодушен».
Крафт об участи этого письма знал очень мало, но заметил, что Андроников «никогда не рвал нужных бумаг» и, кроме того, был
человек хоть и широкого ума, но и «широкой
совести».
Священник с спокойной
совестью делал всё то, что он делал, потому что с детства был воспитан на том, что это единственная истинная вера, в которую верили все прежде жившие святые
люди и теперь верят духовное и светское начальство.
Потом — истинно ли ты перед своей
совестью поступаешь так, как ты поступаешь, или делаешь это для
людей, для того, чтобы похвалиться перед ними?» спрашивал себя Нехлюдов и не мог не признаться, что то, что будут говорить о нем
люди, имело влияние на его решение.
Если бы не было этой веры, им не только труднее, но, пожалуй, и невозможно бы было все свои силы употреблять на то, чтобы мучать
людей, как они это теперь делали с совершенно спокойной
совестью.
Тут же, вероятно для очищения
совести, приткнулись две комнаты — одна бильярдная, а другая — читальня; впрочем, эти две комнаты по большей части оставались пустыми и служили только для некоторых таинственных tete-a-tete, когда писались безденежные векселя, выпрашивались у хорошего
человека взаймы деньги, чтобы отыграться; наконец, здесь же, на плетеных венских диванчиках, переводили свой многомятежный дух потерпевшие за зеленым полем полное крушение и отдыхали поклонники Бахуса.
Ах да, непосредственность!» Александр Павлыч в эту ночь не показался ей противнее обыкновенного, и она спала самым завидным образом, как
человек, у которого
совесть совершенно спокойна.
Нашлись, конечно, сейчас же такие
люди, которые или что-нибудь видели своими глазами, или что-нибудь слышали собственными ушами; другим стоило только порыться в своей памяти и припомнить, что было сказано кем-то и когда-то; большинство ссылалось без зазрения
совести на самых достоверных
людей, отличных знакомых и близких родных, которые никогда не согласятся лгать и придумывать от себя, а имеют прекрасное обыкновение говорить только одну правду.
Духовно-религиозную почву имела не демократия, а декларация прав
человека и гражданина, которая родилась из утверждения религиозной свободы
совести в общинах реформации.
И вот что самое важное: в «коллективистичную» эпоху происходит не только социализация и коллективизация экономической и политической жизни, но и
совести, мысли, творчества, экстериоризации
совести, т. е. перенесение ее из глубины
человека, как духовного существа, вовне, на коллектив, обладающий авторитарными органами.
В демократиях капиталистических деньги и подкупленная печать могут править обществом и лишать реальной свободы, между тем как декларация прав
человека и гражданина имела религиозные истоки, она родилась в утверждении свободы
совести реформацией.
Оригинальность современного коллективизма заключается лишь в том, что он хочет произвести универсальную, всеобщую коллективную
совесть, мнение, мышление и оценку
людей, а не проявление разнообразных группировок.
Совесть означает не замыкание и изоляцию
человека, а размыкание, победу над эгоцентризмом, вхождение в универсальную общность.
Во избежание недоразумений, которыми пользуются для дурных целей, нужно сказать, что помещение
совести и органа оценки в духовную глубину
человека менее всего означает то, что любят называть «индивидуализмом».
И есть свобода, от которой
человек не имеет права отказываться, если хочет сохранить достоинство
человека, — такова свобода
совести, свобода духа.
Через коллективное сознание и коллективную
совесть, получающие мистический характер, начинает господствовать одна группа
людей над другими группами.
И вот вместо твердых основ для успокоения
совести человеческой раз навсегда — ты взял все, что есть необычайного, гадательного и неопределенного, взял все, что было не по силам
людей, а потому поступил как бы и не любя их вовсе, — и это кто же: тот, который пришел отдать за них жизнь свою!
Если что и охраняет общество даже в наше время и даже самого преступника исправляет и в другого
человека перерождает, то это опять-таки единственно лишь закон Христов, сказывающийся в сознании собственной
совести.
Зато пострадали
люди порядочные, у которых еще оставалась
совесть и честь…
В тиши, наедине со своею
совестью, может быть, спрашивает себя: „Да что такое честь, и не предрассудок ли кровь?“ Может быть, крикнут против меня и скажут, что я
человек болезненный, истерический, клевещу чудовищно, брежу, преувеличиваю.
Нет ничего обольстительнее для
человека, как свобода его
совести, но нет ничего и мучительнее.
С хлебом тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и
человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его
совестью помимо тебя — о, тогда он даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который обольстит его
совесть.
Приняв этот третий совет могучего духа, ты восполнил бы все, чего ищет
человек на земле, то есть: пред кем преклониться, кому вручить
совесть и каким образом соединиться наконец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и последнее мучение
людей.
Замечательно еще то, что эти самые
люди с высокими сердцами, стоя в какой-нибудь каморке, подслушивая и шпионя, хоть и понимают ясно «высокими сердцами своими» весь срам, в который они сами добровольно залезли, но, однако, в ту минуту по крайней мере, пока стоят в этой каморке, никогда не чувствуют угрызений
совести.
Но овладевает свободой
людей лишь тот, кто успокоит их
совесть.
Ибо кому же владеть
людьми как не тем, которые владеют их
совестью и в чьих руках хлебы их.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за страх, а за
совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме.
Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Выражение гольда «потерять лицо» значило — потерять
совесть. И нельзя было не согласиться, что у
человека этого действительно не было
совести.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя
человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться, что
совесть его чиста и всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких, каких бы то ни было, он останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над миром его души, что с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.
Первый случай — если поступки эти занимательны для нас с теоретической стороны, как психологические явления, объясняющие натуру
человека, то есть, если мы имеем в них умственный интерес; другой случай — если, судьба
человека зависит от нас, тут мы были бы виноваты перед собою, при невнимательности к его поступкам, то есть, если мы имеем в них интерес
совести.
Дай-ко, спрошу тебя, // Батюшко, светлый царь, // Клятвы-то слушать ли, // В совесть-то верить ли, // Али уж в людях-то // Вовсе извериться?
— Ну, вот видите, — сказал мне Парфений, кладя палец за губу и растягивая себе рот, зацепивши им за щеку, одна из его любимых игрушек. — Вы
человек умный и начитанный, ну, а старого воробья на мякине вам не провести. У вас тут что-то неладно; так вы, коли уже пожаловали ко мне, лучше расскажите мне ваше дело по
совести, как на духу. Ну, я тогда прямо вам и скажу, что можно и чего нельзя, во всяком случае, совет дам не к худу.